ВЕРНУТЬСЯ В РАЗДЕЛ

Ни один Повелитель демонов Кхорна никогда не служил Кровавому Богу преданней и не проливал кровь охотнее, чем Скарбранд. Этот Кровожадный вёл армии Кхорна и, устраивая кровавые бойни, уничтожал бесчисленные миллионы. Скарбранд с одинаковой яростью опустошал миры и разорял царства других богов. И именно исключительная преданность делу разрушения явилась причиной падения Скарбранда.

Тзинч отметил доблесть любимого забойщика Кхорна и своими нашёптываниями разжёг ярость Скарбранда. Постоянными насмешками Тзинч подстрекал Скарбранда на всё большие акты кровопролития, пока он не превратился в фигуру, пылающую ослепительной яростью. Ярость Скарбранда разрослась на столько, что когда Кхорн отвёл то него свой взор, Скарбранд взял свой топор и ударил Кровавого Бога.

Несмотря на то, что Скарбранд был достаточно сильным, чтобы уничтожить целую армию, его удар сделал лишь маленькую трещинку в доспехах Кровавого Бога, а также привлёк к себе внимание Кхорна. Переполненный гневом, заставлявшим казаться мизерной ярость Скарбранда, Кхорн схватил своего неуправляемого Кровожадного когтистой рукой. Выкрикивая осуждающие проклятия, Кхорн душил Скарбранда до тех пор, пока тот не потерял все остатки своей личности и мыслей, сохранив лишь пылающую ярость, породившую тот роковой удар топором. Кхорн затащил Скарбранда на самую верхушку Медной цитадели и поднял так, чтобы все могли его видеть, как пример для тех, кто посмеет бросить вызов мощи Кровавого Бога, а потом швырнул его через все Царства Хаоса.

Восемь дней и ночей Скарбранд, проносясь по всем владениям богов, оставлял за собой яркий след огненных разрушений и выжженной земли. Подобно яростному метеору упал он на землю, пропахав огромный каньон во время своей посадки и в клочья изорвав свои крылья. Изгнанный и разочарованный Скарбранд яростно заревел и отправился в вечный поход кровопролития, который должен превзойти все убийства, совершавшиеся до него.

Движимый одним лишь гневом, породившим его бессмысленное предательство, Скарбранд превратился в олицетворение бездумной ярости. Он излучает анархию и смерть, и за ним по пятам следуют кровопролитие и война. Никакие преданность или логика не могут противостоять ауре разрушения, окружающей Скарбранда. Трусость исчезает, покорённая всепоглощающей жаждой убийства, вызываемой Скарбрандом. Ведомый своим стремлением истребления Скарбранд и два его легендарных демонических топора пролили океаны крови во имя Кхорна. Но всё бесполезно, так как Кхорн не знает жалости, и изгнание Кровожадного вечно. Страдая в своём изгнании, Скарбранд служит своему хозяину неистовей, чем когда-либо прежде.

Когда-то Ку’гат был нурглитом, малюткой, сидевшей на широких плечах Нургла. Когда Повелитель Разложения смешивал свой самый смертоносный яд, Ку’гат упал со своего насиженного места прямо в котёл. Ку’гат сделал большой глоток омерзительного содержимого ржавого котла и наполнился энергией. Воодушевлённый он пил, пил и пил до тех пор, пока котёл не опустел. По мере того как Ку’гат наполнялся извращённой силой разложения, он вырастал в могущественного Великого Нечистого. Нургл рассмеялся над комичностью своего создания, ставшего воплощением идеальной чумы, варившейся в чумном котле. И хотя Нургл спокойно отнёсся к обстоятельствам, Ку’гат осознал, что лишил своего отца величайшего из поветрий смерти. С тех пор Ку’гат пытается воссоздать ядовитое чудо, создавшее его самого.

Ку’гат очень хмурый и держится особняком от своих собратьев Великих Демонов. Ку’гата не радуют бульканья заражённых. Ку’гат очень старательный и наблюдательный, он отлично подходит для создания идеальной чумы. Ку’гат много путешествовал, стараясь собрать все какие только можно ингредиенты и болезни, которые можно только вообразить. В поисках комбинации болезней и напастей, которые создадут идеальную чуму, Ку’гат передвигается по галактике на паланкине, который несут сонмы надрывающихся нурглитов. Помимо необъятного тела Ку’гата на паланкине также находятся все составные части его передвижной лаборатории. Раскалённые жаровни, нагревают извращённые перегонные кубы, в которых клубятся едкие испарения. По ржавым трубам через грибковые фильтры пропускаются бактерии, извлекая из них яды, собранные на миллиардах миров и в самых дальних уголках непостоянного Царства Хаоса.

Ку’гат использует войну для проведения своих прикладных исследований, выпуская облака спор и бактерий, уничтожающих целые армии. Каждый из нурглитов, появляющихся из брюха Ку’гата, обладает уникальным набором элементов, сотворивших Великого Нечистого. Он швыряет своих смертоносных нурглитов во врагов, с интересом наблюдая, как начинают проявляться симптомы того или иного заболевания. Ку’гат берёт тех, кого поразили его болезни, и уносит их в своё губительное логово в особняке Нургла, где более тщательно может наблюдать за их разложением. В тысячах клеток, длинные ряды которых теряются в темноте, бормочут, стонут и плачут представители всех возможных рас, собранных в необъятных просторах пространства и времени.

Взор Тзинча охватывает всё прошлое и настоящее. Будущее, однако, совсем другое дело. Существует бесконечное количество различных вариантов будущего, разделённого на бессчётное количество постоянно изменяющихся и переплетающихся нитей. События настоящего создают новую нить, которая моментально переплетается с миллионами других, созданных действиями всех существ в галактике. Даже Великому Колдуну не под силу удержать все нити в своём могущественном разуме. Подобное ограничение всегда беспокоило Тзинча. Потребность преодолеть эту слабость отправила Повелителя Мутаций к самому центру мироздания, где находится таинственный Колодец Вечности, в котором начинаются и заканчиваются пространство и время. Но даже сам Тзинч боялся входить в него, вместо этого он послал туда своих самых могущественных и преданных великих демонов, но никто из Повелителей Перемен так и не вернулся из бурлящих вод Колодца.

Разгневанный Тзинч схватил своего визиря Каира, первого из его великих демонов, и бросил его в Колодец. К радости Тзинча демон выжил, еле-еле. Когда Каир всплыл, его тело выглядело сгорбленным и иссохшим, неестественно состарившимся для такого бессмертного существа. Его могучие крылья превратились в короткие отростки. Но самые странные изменения постигли голову и шею Каира, разделившихся вдоль своей длины, и теперь у визиря было две отдельных головы, каждая из которых была наделена знанием будущего, и, как следствие, безумием.

Теперь Каир сидит по правую руку от Тзинча как его Оракул, безумно бормоча и время от времени внезапно разражаясь несвязанными тирадами о грядущих событиях. Девять раз по девять обязаны Повелители Перемен записывать каждое слово Оракула, каждый кусочек таинственного знания. Некоторые могущественные личности, как демоны, так и смертные, в качестве награды за выполнение самых трудных заданий Повелителя Мутаций, удостаиваются аудиенции у Оракула. Это по истине великая награда, потому что Оракул знает ответы на все вопросы, и одна из двух его голов всегда говорит правду. К сожалению, другая голова в это же время даёт противоположный ответ, ложный, но столь же убедительный. Такая загадка неизменно оставляет вопрошавшего полностью сбитым с толку, иногда доводя его до отчаяния.

Иногда Тзинч посылает Оракула на поле сражения в мир смертных, где Каир известен как Судьбоплёт. Здесь Оракул использует свои мощные магические способности и непогрешимое чувство предвидения, чтобы повлиять на ход битвы. На врага выпускаются потоки энергий Варпа, изменяющих само поле сражения. Смертные воины тщетно пытаются попасть в Судьбоплёта и его демоническую гвардию, но те знают, как надо двигаться, чтобы не попасть под удары и выстрелы. У этого дара, однако, есть одна серьёзная особенность: если кому-то неожиданно удаётся ранить Судьбоплёта, то великий демон часто сразу же отступает в Варп, боясь, что его вероломный Хозяин мог намеренно скрыть от него это будущее.

Рассказывают, что, когда Кхорн создал демона У’Жуля, первое, что сделал этот Кровопускатель, это отрубил голову первому же существу, которое встретил, – другому Кровопускателю. Так началось бытие обезглавливания, наводящее ужас на смертную и бессмертную вселенные. Когда У’Жуль взял свой восемьсот восемьдесят восьмой череп, Кхорн помазал его как своего Священного Палача, а У’Жуль получил титул Собирателя Черепов.

В процессе бойни, будь то убийство воинств других богов, резня своих собратьев или опустошение миров смертных, Собиратель Черепов всегда ищет самого сильного из вражеских воинов. На Армагеддоне он сражался рядом с примархом Ангроном, убив четверть всех братьев-капитанов Серых Рыцарей. На Агрипине-6 он убил вожака орков Гримснага Урка после того, как разделал всю его бронированную гвардию. Семнадцать эльдарских экзархов пали от его ударов в бою за Хараншемаш. У каждой расы есть свои легенды о Собирателе Черепов, и все они исполнены ужаса.

Восседая на своём Джаггернауте, со своим причудливо зазубренным клинком в руках он являет по истине устрашающий вид. Собиратель Черепов прорубается сквозь кипящий бой к своему выбранному противнику, чтобы вызвать его на одиночный поединок. Тех, кто пытается убежать, он, не задумываясь, убивает, так как они не достойны ничего большего, тех же, кто по глупости, остаётся сражаться, ждёт медленная смерть. Являясь непревзойдённым дуэлянтом, Собиратель Черепов плетёт своим клинком кровавые узоры, отрубающие и перерезающие, но не убивающие. И только, когда его противник лежит на земле безрукий и безногий, Собиратель Черепов наконец дарует ему избавление. Он хватает его голову и, произнося восемь Слов Жертвоприношения, окутывает её магическим пламенем, сжигающим всю кожу и плоть и оставляющим лишь голый череп. Диким рывком он вырывает череп, отламывая его от позвоночника и поднимая высоко в воздух, чтобы все могли видеть. После такой гневной демонстрации Собиратель Черепов убирает свою добычу в заплечный мешок к другим трофейным черепам, добытым в этом бою. Затем он прорубает себе путь к своей следующей жертве и проводит такой же ритуал, снова и снова, до тех пор, пока на поле боя не останется достойных его внимания противников.

Когда Собиратель Черепов возвращается в Медную цитадель, он преподносит новые трофеи своему господину. Большую часть Кхорн забирает себе, насаживая их на медные пики, украшающие крепостные стены его твердыни. Несколько из тех, кто достойно сопротивлялся, Кхорн позволяет Собирателю Черепов оставить себе. Кровавыми сухожилиями У’Жуль вшивает их в свой плащ, присоединяя к другим победным трофеям. Очень скоро его кровожадность просыпается снова, и Собиратель Черепов садится на своего Джаггернаута и отправляется на поиски новых черепов.

Когда-то Маска была главной служанкой Слаанеша, это она расчёсывала сияющие волосы Тёмного Князя и натирала их благоухающими маслами. Когда у Слаанеша бывало мрачное настроение, Маска танцевала, пытаясь развеять его, восхищая своего бога ослепительными акробатическими приёмами. Но, несмотря на всю терпимость Слаанеша, Маске суждено было стать самой презираемой из слуг Князя Наслаждений.

Во время бесконечных ссор и войн, составлявших Большую Игру, случилось так, что Тзинч обманом вовлёк Слаанеша в сражение с Кхорном. Изменяющий Пути завлёк Слаанеша в безнадёжное предприятие, и Слаанеш был побеждён и унижен. Видя тёмное настроение своего хозяина, Маска решила облегчить его долю своим самым энергичным и зажигательным танцем. Но если раньше её прыжки и пируэты вызывали у Слаанеша смех и радость, теперь же его ожесточённое сердце видело в них лишь насмешку, а каждая идеальная комбинация её движений являлась уколами для его уязвлённой гордости. Слаанеш отбросил Маску в сторону, объявив её предателем. Он проклял её, сказав, что если она хочет танцевать, пусть танцует вечно.

Такова была судьба Маски – танцевать через вечность. В кругах царства Слаанеша она танцует для других демонесс, очаровывая их своими плавными движениями до тех пор, пока они не окажутся в таком восторге, что не смогут даже пошевелиться. Она танцует перед вратами Кхорна, передразнивая, рычащих и ворчащих от такой дерзости, Кровопускателей. Маска танцует на мирах смертных, зачаровывая всех, кто её видит. Там, где смертные потакают своим ощущениям, там, где неумеренность переходит все границы, там появляется Маска, завлекая всех неосторожных в губительный танец. Во время того, как она показывает истории о самых величайших победах и самых нечестивых завоеваниях Слаанеша, её золотая маска мерцает и изменяется, принимая облик тех персонажей, чьи роли она исполняет. Танец Маски настолько соблазнителен, что все, кто видят его, покорно присоединяются к ней.

Бессмертные демоны и простые смертные с одинаковой лёгкостью откликаются на её зов, не в силах устоять перед ним. По мере того, как танец продолжается, темп нарастает, его невольные участники раскачиваются и прыгают, стараясь поспевать за Маской. Поглощённые экстазом и агонией ауры Маски, они танцуют до смерти, тратя свою последнюю энергию, свои последние вздохи, пытаясь не отстать от её вращений и кульбитов.

Никто не знает Маску лучше, чем арлекины. У них есть представление, рассказывающее о том, как Маска пробралась в одну из их трупп. Когда арлекины и их зрители оказались втянутыми в кружащиеся чары Маски, появился Солитёр. Единственный арлекин, способный исполнять роль Слаанеша в Великом Танце. Солитёр не уступал Маске ни в одном движении, шесть дней и ночей они скакали и кружились, пока, наконец, Маска не сбилась и не пропустила шаг. Шокированная она бежала, сверкая пятками, и теперь пытается отомстить поклонникам Смеющегося Бога.

Задача каталогизации силы многочисленных и великолепных заболеваний Повелителя Чумы лежит на Эпидемии, избранном Учётчике Повелителя Разложения, одного из семи Надзирателей Чумы, командующих Чумоносцами. Разъезжая на высоком гниющем паланкине, Эпидемий передвигается меж демонов Нургла, записывая все разнообразные недуги и заразы, выпущенные в материальную вселенную. У этой задачи нет конца, так как Нургл не сидит без дела, и его анархические орды всегда готовы распространять новые замечательные заболевания.

Нурглиты Эпидемия служат ему помощниками, они выделяют чернила для его пера, выращивают пергаментные полоски кожи у себя на спинах, чтобы хозяин мог оторвать их, а также ведут учёт на больших костяных счётах, установленных на паланкине. Нурглиты также служат защитниками Учётчика и набрасываются на любого врага, оказывающегося поблизости. В отличие от обычной болтовни и хихиканья, издаваемых большинством нурглитов, выводок Эпидемия хранит безмолвие. Они понимают важность его задачи и испытывают на себе всю тяжесть его гнева, когда какой-нибудь несвоевременный смешок или отрыжка мешают ему сосредоточиться. Лишь мерзкое хлюпанье ползущих нурглитов и свербящий скрип пира Эпидемия нарушают эту священную тишину.

В бою Эпидемий обозревает распространение заразы и разложения, записывая каждый бубон, гнойничок и язву. Даже когда Эпидемий только делает запись, Отец Нургл уже знает о его познаниях, извлекая информацию для будущих экспериментов и смесей. Если Эпидемий хоть раз ошибётся или сделает преждевременную запись, гнев Нургла будет очень суров, и поэтому даже в гуще боя Эпидемий полностью сосредоточен на своей задаче. Ведомый своим чумным чутьём Эпидемий следует по нечистому следу, оставленному работой его хозяина в мирах смертных и демонов, выискивая новые штаммы вирусов, новые виды бактерий и передовые симптомы заражения.

Было время, когда Тзинч главенствовал над другими Богами Хаоса, он был могущественнее, чем любой из Четвёрки (по крайней мере, так утверждают его поклонники). Сгорая от зависти, другие боги отбросили свои разногласия и объединили силы против Величественного Колдуна. Вся вселенная была опустошена в катаклизме последовавшей войны.

Во время последней битвы, боясь, что объединённые силы трёх других Стихий, в конце концов, победят его и заберут кристальный посох, являвшийся символом его владычества и самым могущественным артефактом, Тзинч выбрал более предусмотрительную тактику. Великий Махинатор прекратил сопротивляться и в знак капитуляции сам разбил свой кристальный посох.

С огромным колдовским взрывом посох разбился на бесчисленное количество осколков, разлетевшихся по всем уголкам пространства и времени, безнадёжно потерянные. Так Тзинч гарантировал, что никто не сможет обладать таким могуществом, которым обладал он. Все осколки посоха Тзинча приняли форму разных заклинаний, крошечных частиц его власти над изменением. Это событие совпадает с рождением магии во вселенной, – а что есть магия, если не власть над изменением!

После своего поражения Тзинч создал своих Голубых Писцов, П’тарикса и Скират’па, двух Голубых Ужасов. Тзинч дал им задание путешествовать по всем измерениям реальности, записывая каждое из обнаруженных заклинаний, чтобы, в конце концов, собрать все осколки его посоха. Для скорости, и чтобы они могли перевозить огромное количество пергамента и чернил, которые потребуются им для выполнения задания, Тзинч выдал своим Писцам один из своих летающих дисков.

Тзинч не случайно выбрал для такой важной задачи двух скромных Голубых Ужасов. Великий Махинатор как обычно беспокоился о том, что мог сделать Повелитель Перемен или другой столь же коварный демон, получи он такое ужасное могущество. Обладая лишь ограниченным интеллектом и, как и все Голубые Ужасы, постоянно ссорясь друг с другом, П’тарикс и Скират’п никогда не составят проблем для своего хозяина.

С тех пор Голубые Писцы появлялись даже в самых отдалённых уголках галактики, постоянно выискивая потерянные гримуары для переписи и способных колдунов для допроса. Их странствия часто приводят их на многочисленные поля сражений как в Варпе, так и в материальной вселенной, где парочка неизменно помогает стороне, победы которой желает Тзинч, одновременно записывая все зиклинания, используемые обеими воюющими сторонами. Писцы обрушивают на врагов шквал опустошительной энергии, читая свои свитки и гримуары, собранные на протяжении столетий поисков, постоянно споря о том, какое заклинание использовать следующим. Если им когда-либо удастся выполнить своё задание, Тзинч обретёт верховенство и будет снова править всем сущим.

Перевёртыш уникален по сравнению с другими демонами Тзинча. Большой Обманщик наградил своего любимца сверхъестественной способностью с безошибочной точностью принимать форму любого другого существа. Перевёртыш так много раз изменял свой внешний вид, что уже сам забыл, как выглядел на самом деле. Только Великий Махинатор помнит это и хранит в секрете, так как это даёт ему власть над Перевёртышем.

Силы Перевёртыша, соединённые с безмерными знаниями, часто даруемыми ему его Повелителем, делают его совершенным имитатором. Многие командиры принимали необычные и гибельные решения, только чтобы позже утверждать, что даже не были там; на многих полях сражений герою приходилось сражаться со своим зеркальным отражением, когда все боевые товарищи не могли различить дерущихся до тех пор, пока не было слишком поздно. Перевёртышь обычно работает в тылу врага, сея недоверие и беспорядки, в которых он является непревзойдённым специалистом.

Когда Тзинч не использует его как свой козырь в Большой Игре, Перевёртыш развлекается, странствуя по галактике и Варпу, играя смертоносные шутки с неосторожными встречными. Однажды он принял облик Хранителя Секретов и явился на зов Имперского командующего, чей огромный дворец был осаждён мстительными космическими десантниками из ордена Тёмных Ангелов.

Перевёртыш получил души дочерей отчаявшегося командира, отдав в обмен «могущественный артефакт», который, по словам самого глупца, «закончил бы осаду». В тот же миг, когда командующий включил странное устройство, вокруг него материализовались мрачные силуэты нескольких отделений терминаторов Крыла Смерти, нацелившиеся на устройство у него в руках – телепортационный маяк, который Перевёртыш стащил с джетцикла магистра Крыла Ворона. А осада и в правду очень скоро закончилась.

У того, кто вызывает гнев Кхорна, не важно, смертный он или демон, всегда одна судьба. Те, кто уязвляет гордость Яростного Бога, воины, нарушающие принципы Кхорна, трусы, отказывающиеся проливать кровь, гнев Кхорна настигает их всех. От одного края мультивселенной до другого, через пространство и время Каранак является воплощением мщения Кхорна. Безжалостный, жестокий и целеустремлённый Каранак преследует свою добычу через просторы извращённых демонических царств, глубины космоса, кружащиеся газовые облака и пылающие сверхновые. Никакие армии не защитят от него, и никакие стены не остановят его.

Когда Каранак не охотится, он рыскает в тенях тронного зала Кровавого Бога. Он никогда не теряет бдительности, так как у него три головы, и пока одна хрустит костями жертвоприношений Кхорну, две других смотрят по сторонам. Никто не входит в тронный зал Кхорна, за исключением этого недремлющего стража. Иногда неосмотрительный Кровопускатель подходит слишком близко, и тогда Каранак бросается на него. Это ужасный конец, сопровождаемый хрустом позвонков, разбрызгиванием крови и громким рычанием.

Когда гнев Кхорна закипает, Каранак перестаёт кормиться и широкими скачками возвращается к ногам своего хозяина. Испустив дикий рёв, Кхорн спускает Каранака с привязи, огромная гончая поднимает три свои головы и, раздувая ноздри, бросается по следу своей добычи. Он скачет туда и сюда, рыча и скалясь, когда каждая из голов в свою очередь находит след. Каждая голова Каранака может улавливать след по-своему. Первая голова улавливает его через пространство. Вторая – сквозь время. Третья голова – самая опасная, она чувствует добычу, улавливая её мысли и чуя через сны и видения её самые сокровенные чувства. Третья голова гарантирует, что ни одна жертва не ускользнёт от Каранака; хитрые и умелые могут какое-то время уходить от преследования, но никто не может уйти от своего собственного разума.

Если Каранак взял след своей жертвы, то он бросается по её следу. По мере того, как след становится сильнее, Гончая Мщения набирает ход, проносясь из царства в царство, скача по иллюзорным ландшафтам кошмаров, прыгая со звезды на звезду. Его рык преследует жертву в её снах и утренних мыслях, переполняя её предчувствиями надвигающейся гибели. Вой Каранака звучит сквозь пространство и время, призывая других Терзающих Гончих присоединяться к охоте. Пока погоня преодолевает километры и световые годы, свора хищных зверей собирается вокруг голодного до крови Каранака. Когда они приближаются к своей добыче, их вой сливается с рёвом их вожака. Охваченные кровавой яростью, Каранак со своей демонической стаей бросаются на добычу, разрывая в клочья всё, что оказывается у них на пути.

Они быстро окружают свою добычу, и Каранак атакует, вырывая огромные куски плоти, потроша и разрубая её своими металлическими когтями. Всё заканчивается за считанные мгновения. Каранак опрометью бросается обратно в тронный зал Кхорна с зажатыми во всех трёх пастях изорванными остатками жертвы, чтобы преподнести их в дар своему хозяину.