ВЕРНУТЬСЯ К СПИСКУ РАССКАЗОВ

Длинные полутёмные коридоры. Редкие светильники освещают изъеденный коррозией металл стен и пола. Зловещая чернота периодически попадающихся ответвлений. Там, в глубине почти каждого из них, ощущается зло, безумие, Хаос. И с каждой лестницей ведущей всё глубже и глубже, с каждым поворотом, уводящим всё дальше и дальше от пусть плохо, но всё же освещённого пути, эти ощущения лишь растут, переполняя чувствительный разум. Здесь, даже человека, не обладающего психическими способностями, будет бросать в холодный пот. Здесь ощущается ненависть, словно дуновения несуществующего ветра, а стены сочатся отчаянием, переходящим в безумие.

Немезида Тессера. Он уже был здесь раньше. Тогда ещё простым дознавателем, он, как и сейчас, сопровождал своего учителя. Однако тогда они не спускались так глубоко. В тот раз им был нужен Lex Mortifera. И они не прошли и половины пути, который уже остался у них позади.

Lex Mortifera. Его разум с готовностью опустился в воспоминания, укрывшись ими словно покрывалом от ужаса и злобы, царивших вокруг. Тогда его учитель шёл по следу Пурпурного Ириса, и для того, чтобы уничтожить эту секту мерзких хаосопоклонников, ему нужен был сей еретический труд.

Волна жутких убийств захлестнула тогда Джоуру. То там, то здесь находили тела убитых женщин. Он даже сейчас, по прошествии стольких лет, словно наяву видел их в своём разуме. Все они были обильно изрезаны. Но характер их жутких ран говорил не о безумном маньяке, исступлённо кромсающем своих жертв, он говорил о чём-то гораздо более тёмном и страшном. Все порезы были тонки и изящны и покрывали тела подобно рисункам, которые попадались ему на нижних уровнях ульев Саметера.

Порезов было много, и все они располагались в строгом порядке. Настоящая анатомическая схема, состоящая из горизонтальных надрезов, шедших от глазных яблок через щёки и до краешков рта, а также – от висков, крест на крест пересекая горло над ключицами, потом вдоль рук – по бицепсам, сгибам локтей, запястьям… На телах порезы начинались подмышками, шли по контурам лёгких, потом сходились к бёдрам… А потом вниз, к половым органам, и дальше, по ногам.

Забавно, но чтобы поймать одних еретиков и хаосопоклонников, им пришлось изучать работы и труды других еретиков. «Знай врага своего». Многие инквизиторы не одобрили бы такой шаг, но другого выхода тогда не было. Как тогда показали результаты, проведённой его учителем зачистки, названной в последовавших официальных отчётах «Изгнание Мауров», им лишь в самый последний момент удалось предотвратить вызов демона Слаанеша.

Он отчётливо помнил, как учитель внезапно остановился посреди неосвещённого участка коридора, повернулся к нему лицом и спросил, страшно ли ему. Он также прекрасно помнил и свой ответ.

«Учитель», - сказал он, - «с каждым шагом мне становится всё страшнее».
«Не страшись своих ощущений, Энрике», – ответил тогда учитель, – «пока ты идёшь в направлении увеличения своего страха, ты – на правильном пути».

Несмотря на прошедшее с тех пор время, на накопленный опыт, он испытывал практически такой же животный страх, граничащий с ужасом, что и в тот, первый раз.

«На правильном пути. На правильном пути», – повторял голос учителя в его голове. И он шёл всё дальше и дальше, сжимая зубы и укрепляя психические баррикады вокруг своего разума. А волны отчаяния, ненависти и ужаса окатывали его с ног до головы, норовя подхватить и словно утлое судёнышко поглотить в своей тёмной пучине.

Под капюшоном грязно-белой робы его волосы были мокрыми от холодного и липкого пота. Тоненькие струйки стекали за шиворот и по спине, а также – по лбу, ненадолго задерживаясь на бровях, чтобы потом солоноватой пеленой застилать глаза. Шаги давались с трудом, но он не сдавался и шёл вперёд. По правильному пути.

В конце концов, его упорство было вознаграждено. Он поравнялся со своим учителем, остановившимся перед большой и тяжёлой двустворчатой дверью из бронзы, в которую упирался последний коридор. Они пришли.

Перед дверью был установлен небольшой светильник. От старости он уже начал потрескивать и мигать. Его неровный свет выхватывал из тьмы древнюю изъеденную коррозией дверь. Помимо замысловатого замка её створки были скреплены ещё и большой сургучной печатью, удерживающей также длинный свиток пергамента, с начертанным на нём текстом Benedicite Imperatorum. На печати были изображены три символа: Инквизиции, Ордо Маллеус и личный вензель инквизитора Диего Веласкеса. Его учителя.

Ничего не говоря, его учитель сломал печать, открыл дверь и с громким, почти неестественным скрежетом распахнул её створки. Перед ними оказался небольшой зал, из которого пахнуло угрюмой решимостью, ненавистью и страданием. В зале не было никакой мебели, лишь камень стен и голая бронза пола. В центре зала были установлены два светильника, которые включил его учитель, открыв дверь. А между ними возвышалась стасисная капсула.

Первое, что бросилось в глаза, это странный, нигде не виденный им ранее, дизайн капсулы. Ему и раньше попадались древние экземпляры, но эта сильно отличалась от них. Она представляла собой высокий цилиндр из стали с небольшим окном в верхней части. Цилидр был сильно помят, исцарапан и испещрён червоточинами коррозии, что называется, изъеден временем, но продолжал функционировать.

Старший дознаватель и без пяти минут полноправный инквизитор Ордо Маллеус Энрике Торричелли начал догадываться, зачем именно последние двенадцать лет своей жизни он изучал историю Великой Ереси, а также штудировал тексты Liber Traitoris. Его догадка подтвердилась, когда у основания цилиндра капсулы он различил выгравированную надпись. Она была полустёрта, но всё равно читалась.

«Установка ГССК/2 Марк III. Апотекарион XXVII. Легион XIV.»

Волосы зашевелились у него на голове. Задрожавшей рукой он скинул капюшон и на ватных ногах подошёл к окошку в капсуле, светившемуся слабым зеленоватым светом. Внутри, окутанный слабой дымкой находился космический десантник в броне легионеров Астартес Тип III. Его лицо скрывал шлем Armorum Ferrum. Броня была простая, без каких либо украшений и символов, за исключением знаков подразделения на одном наплечнике, а также черепа, окаймлённого солнцем, на наколеннике и другом наплечнике.

Воин был серьёзно ранен. Пластина грудной клетки была пробита в нескольких местах, левая нога была практически оторвана и держалась на одних сухожилиях, левая же рука была оторвана по локоть. Из всех ран обильно вытекала кровь, навеки остановленная стасисным полем, видимо тела Ларрамана не могли справиться с такими серьёзными повреждениями.