RED ELF

Нидер Педсен наблюдал за пьянчугой с самого закрытия дверей, оставивших их здесь на всю ночь. Шипованные ботинки напившегося пьянчуги не доставали до земли, свисая с табурета из призрачного дерева. Их железные носы покачивались словно пара повешенных на поперечной перекладине рыцарей. Резные табуретные ножки из бледного дерева напоминали человеческие кости. Нидер не особо разбирался в анатомии, чтобы сказать точно, что это за кости, но в целом они выглядели достаточно правдоподобно. Во времена, когда его пра-пра-прадед ещё был жив, обитатели Скельтморра делали такую мебель из настоящих костей. Местные мастерские были широко известны всевозможными костяными изделиями. Но времена изменились. А вслед за ними изменился и образ жизни живых.

Пьянчуга продолжал беззаботно похрапывать. Его широкое, грубое лицо лежало в луже пива. А стол вокруг был завален неряшливой грудой приконченного за ужином: пустых бутылей, жирных блюд и напоминавших вывалившиеся кишки белёсых прядей жареной капусты. Засохшие желтки густо залепляли его окрашенную в оранжевый цвет бороду, а громовое похрапывание заставляло дребезжать всю посуду. Было удачно, что альвийка час назад оставила своего напившегося спутника. Хамнил выиграл у Нидера жребий на вилочковой косточке и ушёл следом за ней. Правда, он ещё не вернулся. Но Нидер не волновался. Хамнил был осторожным и аккуратным.

Нидер ждал его не раньше, чем восход Хиша ознаменует уход времени мёртвых.

Он был не столько обеспокоен, сколько разочарован.

Его взгляд вернулся к секире, лежащей на полу под правым болтающимся ботинком дуардина. Пламя, прикованное к необыкновенному металлу оружия, жадно облизывало голые плиты. Оно уже пожрало всю солому вокруг себя и распугало гейстараканов, попрятавшихся в глубоких щелях под плинтусами. Чёрный Мэл хотел было высказаться против топора, но было что-то такое в поведении дуардина, когда тот только вошёл в заведение, весь в костяной пыли и чьей-то запёкшейся крови, и потребовал пива, пожрать и поспать – и именно в таком порядке – что заставило старика прикусить свой язык и дожидаться подходящего случая.

Нидер не отличался каким-то здоровенным телосложением, но и не уступал в нём обыкновенным мужчинам из любого уголка Княжеств. Последнее время купцы редко останавливались в Скельтморре, всегда передвигаясь хорошо вооружёнными группами со здоровенными охранниками. И Нидера даже иногда звали помочь усмирить какого-нибудь пожирателя плоти, случайно забредавшего в трактир «Костяной дракон» с нехорошими идеями в своей башке.

Он продолжал глядеть на пьяного гуляку. И на его топор.

– Ну, чего ты ждёшь? – голос Чёрного Мэла скрипел как власяница по упыриной плоти. У него были большие глубоко посаженные глаза. Сухая как пергамент кожа. И прямые ниспадавшие на глаза волосы. Поговаривали, что из-за их цвета он и получил своё имя. Но другие, и Хамнил с Нидером были в их числе, подозревали, что дело было в цвете крови, которая потечёт из его вен, если их кто-нибудь вскроет.

– Да, он же вон какой здоровый …

– Он ни капли не вырос со времени закрытия. И ты не вырастешь. Даже если будешь ждать, пока Надир не поглотит «Дракона» вместе со всеми нами внутри.

– Может лучше послать за Хамнилом.

– Хамнил готовит альвийку для Десятильника. Он всю ночь будет занят.

– Ну, так сам помог бы тогда, старый хрыч.

Вместо ответа Чёрный Мэл продолжил молча натирать стойку проспиртованной тряпкой. У него был такой вид, как будто это была не стойка, а – черепушка кого-то из его особенно нелюбимых предков, которую он собирался разместить напоказ над отхожим местом.

– Он же проснётся, пока я буду тащить его до двери, – произнёс Нидер.

– Так убей его здесь. Но только чтоб чисто. Его топор пожог все опилки на полу, и я не собираюсь корячиться и отмывать потом всё, когда надо будет уже обслуживать утренний народ.

Нидер нахмурился, затем кивнул и аккуратно вылез из-за своего столика в углу.

Он пошевелил плечами, разминая затёкшие суставы, и снял с петли на поясе деревянную дубинку. Он взвесил её в руке, оценивая широкий череп дуардина и выбирая подходящее место для удара. Костяшки Костяного Царя! Вблизи дуардин был ещё больше, чем казался из угла. Его ноги не доставали до пола, но вширь он занимал весь стол.

Слова Чёрного Мэла заставили Нидера вздрогнуть и обернуться.

Трактирщик сердито посмотрел на него и добавил:

И обнаружил налитый кровью, исполненный нечеловеческой ярости глаз, глядевший прямо на него.

Это, как он очень быстро догадался, было, потому что кулак размером с могильную лопату крепко сжимался вокруг его горла. Дуардин одним рывком уложил его на стол, попутно разметав кулинарное кладбище. Нидер пытался бороться, но это было всё равно, что пытаться одной рукой остановить лошадь. Дуардин подтянул его к себе так, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Выдохшееся пиво подобно слюне капало со складок его изуродованного шрамами лица. А борода была больше похожа на какое-то влажное месиво из застывшего жира и пятен горчицы.

Его глазная повязка съехала в сторону, открыв под собой пустую зарубцевавшуюся глазницу. Изо рта дуардина разило так, что, казалось, Нидера опустили лицом прямо в бочку с пивом.

Тут он вспомнил про дубинку в своей руке. И огрел ею дуардина по голове. Тот крякнул, его единственный глаз съехал к переносице, и он, пошатнувшись, отступил на полшага. В жёстком гребне его оранжевых волос появилась характерная вмятина, но хватка на горле Нидера осталась твёрдой.

Чувствуя, как немеют пальцы и лицо, Нидер поднял дубинку для второго удара. Но в этот момент несмотря на то, что он был почти в два раза выше пьяного дуардина, тот с лёгкостью швырнул его в сторону стойки. Пролетев полдюжины ярдов, Нидер с зубодробительным грохотом падающих тупых ножей и разбивающихся глиняных кружек врезался в стойку, где и остался валяться на боку, слишком оглушённый и выдохшийся, чтобы даже попытаться куда-нибудь уползти.

– Ты кого это назвал старым хрычём? – произнёс из-за стойки Чёрный Мэл, и его старческое сипение было подкреплено щелчком казнозарядной винтовки. – Я твои косточки ща Десятильнику-то отправлю, будешь знать, как себя вести.

Дуардин покачнулся, как если бы потерял равновесие из-за того, что слишком резко отправил Нидера в полёт. Один из его взмахнувших кулаков поймал край стола подобно тому, как вихляющий пьяница цепляется за любую опору, чтобы только устоять на ногах. Дуардин дёрнул стол к себе и одним движением поднял его словно огромный двухсотфунтовый щит. Несколько целых кружек и тарелок, ещё остававшихся на нём, слетели, разбившись об пол. И всё это произошло ровно в тот момент, когда Чёрный Мэл выстрелил.

Заряд снёс половину столешницы. За зазубренной нижней половиной открылся грозно смотревший на Мэла дуардин, деревянные щепки и металлическая шрапнель густо торчали из слоя мясного жира, покрывавшего его челюсть. Он отбросил стол в сторону, отправив его через весь зал, и нетвёрдой походкой направился к стойке.

Чёрный Мэл выругался. Винтовка бряцала в его обезображенных подагрой руках, пока он пытался открыть затвор и перезарядить.

Последовала короткая потасовка. Раздался вскрик. Глухой удар.

Затем звук, с которым приклад антикварной винтовки проламывает черепные кости. И хлюп.

С края стойки потекла кровь, она капала прямо на затылок Нидера.

Он решительно рванул ползком к секире дуардина. Очевидно, тут было не обойтись без побочного ущерба. Десятильнику придётся принять дуардина двумя частями вместо одной.

Ботинок на толстой подошве наступил ему на плечо, прижав его лицо щекой и бровью к холодному камню пола и так и не позволив его пальцам дотянуться до древка оружия.

– Хочу сообщить, человечек, что Готрек сын Гурни не имеет привычки драться с простолюдинами. Его топор жаждет чего посочнее. Но, как ему тут уже неоднократно объяснили, он всё ещё не разобрался в обычаях здешнего времени, – дуардин наклонился к нему, и Нидер охнул под прибавившимся весом. – Я открыто признаю, что готов наверстать упущенное и не буду при случае отказываться побаловать себя.

– Я…

– Цыц, человечек, – Готрек покачал головой и мутным взглядом обвёл пустой зал трактира. – У меня, кажется, куда-то подевалась спутница.

Дуардин поднял бугрящуюся мышцами руку, показав высоту примерно на уровне самого верха гребня своих волос:

Готрек потянулся за своей секирой, при этом весь его огромный вес навалился на грудь и плечо Нидера.

Пламя, игравшее на металле огромной секиры, лизнуло лицо дуардина, как верный пёс, радующийся возвращению хозяина. Жир на его лице начал пузыриться и шкворчать, не оставляя при этом никаких следов на коже. Или же волосах. Золотая руна, впечатанная в его широкую грудь, от близости языков пламени начала тоже понемногу разгораться, бормоча и рыча что-то похожим на звон штампуемого металла и рокот расплавленной породы голосом. Почти неслышным. Но всецело осязаемым.

– Хамнил, – произнеся имя, Нидер мысленно ударил себя, но не смог остановиться и произнёс его снова, громче. – Её забрал Хамнил.

– Зачем ему моя альвийка? Кому вообще может прийти в голову братьсебе альва?

Нидер судорожно вздохнул и попытался рвануться к стойке и свободе, но тут же снова вскрикнул, потому что дуардин схватил его за лодыжку и потащил к двери.

Дуардин толчком зада распахнул тяжёлые двери и выдернул его через порог на улицу. Пара тёмных лун висела в небе как насаженные на пики черепа. Оказавшийся позади фасад «Костяного дракона» из серого кирпича тонул во тьме. Ночь была беззвёздная и холодная.

Готрек отпустил лодыжку Нидера. Он осмотрелся по сторонам, улица была пустынна. Нигде не было ни живых, ни мёртвых. Все двери были заперты, ставни на окнах закрыты.

– И в какой из этих халуп моя альвийка? Из всего сборища ваших фальшивых божков и их подражал лишь один только Грунгни знает, сколько раз я пытался избавиться от неё, а она – от меня. Но чтобы её вот так, посреди ночи, похитили у меня какие-то деревенские бестолочи, проворачивающие тёмные делишки на стороне… – дуардин похоже затвердевал в темноте, его мышцы поскрипывали как остывающий металл. – Мне это совсем не нравится. Она обещала провести меня к имению Танатора и всё ещё должна мне за сегодняшний ужин.

– Её отведут к Десятильнику.

– Это ещё кто? Или что?

– Городской защитник. Он собирает дань, которую мы должны платить, и отвозит её.

– Куда?

– Только Десятильник по-настоящему знает. Куда-то за Костные Холмы, через Погребённое Море к страшному регенту Бессмертного Царя. Он восседает на костяном престоле и в обмен на ежегодную дань не направляет сюда свои легионы. Мы опустошили наши гробницы, отдали все мощи, расчленили всех преступников в наших тюрьмах. Но этого было недостаточно. Тогда мы принялись за путников. Когда-то в Скельтморре останавливалось много путников.

– Готов поспорить, что вряд ли кто-нибудь из них заглядывает к вам второй раз. Альвийка жива?

– Сейчас время мёртвых. Даже Десятильник не будет трудиться в причитающиеся Нагашу часы. Она одурманена, связана и ждёт, когда утром за ней придёт Десятильник, – он прикусил себе губу, чтобы не говорить большего, но тут же выпалил, – это Чёрный Мэл хотел, чтобы я убил тебя в трактире, а я лишь собирался передать тебя с альвийкой Десятильнику.

В ответ дуардин внезапно громко рассмеялся. Обрывки старых опалённых пламенем цепей, прикованных к его запястьям, забряцали, как будто в них бились скованные духовым железом призраки.

Готрек наклонился к Нидеру, грозя удушить его своим перегаром.

Нидер закашлялся, пытаясь выиграть время. Сдать Хамнила это было одно, а перейти дорогу Десятильнику – уже совсем-совсем другое. Даже теперь он знал, кого боялся больше всего.

В доме напротив хлопнула открывшаяся ставня. Готрек перевёл взгляд своего глаза наверх. Нидер задрал голову. Седовласая женщина в саваношёлковой ночной рубахе высунулась из окна. Сохраняя молчание, она осматривала улицу. Было слишком далеко, чтобы разобрать выражение её лица.

Женщина скрылась в доме. Ставня захлопнулась.

– Любопытная бабка, – сказал Готрек.

– Я не могу предать Десятильника, – прошептал Нидер так тихо, чтобы услышать его слова мог только дуардин. – Костяной Царь придёт за своей данью, и тогда весь город умрёт.

– Может придёт. А может Десятильник врал тебе как сивый мерин, и никто не придёт, – дуардин пожал плечами. – Так где моя альвийка?

В доме напротив со скрипом отворилась дверь. Это была старуха. Она вышла на улицу, её белая рубаха трепетала на лёгком ветру как саван приведения. Беззвучно и едва различимо в других домах также открылись двери, выпустив своих обитателей на ночную улицу.

Готрек резко крякнул, а Нидер увидел, глянув на него, что из толстой шеи дуардина торчит стрела.

Сёстры Висласс, овдовевшие в один год из-за Десятильника, стояли у своего окна, сжимая в руках короткие луки. Старшая уже выпустила стрелу. Младшая всё ещё натягивала тетиву. Готрек обнажил кровоточащие дёсны, не делая при этом никаких попыток спрятаться. Его пьяное пошатывание заставляло его расправлять плечи, делая из него лишь ещё большую мишень.

Вторая вдова приняла его приглашение и отпустила тетиву. Спущенная стрела пролетела в дюйме от плеча Готрека и ткнулась в землю дороги.

– Надо отвести его к Десятильнику, – произнесла старуха из дома напротив и решительно двинулась вперёд. Из рукава своей рубахи она вытащила длинный нож. Остальные горожане двинулись следом за ней, выходя из каждой двери и с каждого крыльца.

– Мне начинает нравится этот городок, – сказал Готрек. – Напомни, как он называется?

Старуха ударила дуардина ножом по плечу. Тот с ленцой наклонился навстречу удару, приняв лезвие на скалящуюся звериную пасть, изображённую на его наплечнике. Дуардин криво улыбнулся, явив свои потемневшие от пива зубы, и резким шейным усилием ударил старуху головой в грудь. Та отлетела назад, как будто её пнул гаргант и, упав, прокатилась ещё несколько ярдов по земле, затихнув как раз у своей двери.

– Молот Зигмаров! – Нидер сотворил на груди корявое знамение двенадцатиконечной звезды.

– Нельзя просто так взять и начать взывать к более подходящему богу, – взревел Готрек, брызгая на него кровавыми слюнями. – Выбери одного, как делаем все мы, и изо всех сил молись, что твой выбор – верный.

Злорадно смеясь, Готрек поднырнул под мясницкий тесак, сломал державшую его руку, затем поднял человека за ремень и швырнул прямиком в толпу других, сбив их словно в игре в кегли.

Кокспер, местный скорняк, прыгнул на дуардина с его слепой стороны и воткнул нож в мускулы на его шее. Готрек просто оттолкнул его и поднял для удара свой топор. Нидер с криком бросился на него. Готрек, даже не оборачиваясь, сделал резкое движение локтем, разом выбив у него дубинку и уложив его с разбитым лицом на землю.

Пылающая секира дуардина тем временем разрубила скорняка от плеча до паха. Бедняга вскрикнул и продолжал вопить, хотя, казалось, уже был мёртв. Из открытого рта скорняка вырывались языки пламени, пожиравшие его изнутри. Дуардин плечом опрокинул поджарившееся тело и взмахнул своим топором навстречу боевой косе, лезвие которой со звоном ударилось о полотно секиры.

Изумлённый Нидер буквально уронил свою сломанную челюсть, увидев Десятильника, вступившего в бой.

Это был сильный человек, высокий и крепкий. Он был одет в тёмные одежды. Его лицо скрывалось под пугающей маской в виде мешка на голове. Такова была традиция, отделявшая живого человека от его жестокой работы, но на деле все горожане знали, кто он такой, и благословляли его на служение.

Готрек с рычанием яростно отпихнул оружие оппонента. Десятильник, поймав это движение, крутанулся, и его боевая коса описала убийственный круг. Дуардин в последнее мгновение отступил назад, и острое лезвие, снёсшее бы голову любому оказавшемуся на пути, лишь чиркнуло по его наплечнику. Тот в ответ мощно ткнул противовесом на конце древка секиры. Десятильник парировал удар, и от встречи их оружия посыпались искры.

Городской защитник был лучшим бойцом во всём Скельтморре. По-другому просто и быть не могло. Так как это именно ему приходилось отправлялся к полным опасности местам уплаты дани. И именно ему приходилось принимать меры, когда, несмотря на самоотверженные усилия всех горожан, им не удавалось собрать требуемого количества.

Как-то, много лет назад, Нидер решил было, что сможет сам стать Десятильником, но тот одним ударом уложил его на лопатки. И теперь он во все глаза смотрел, как Готрек и Десятильник обменивались ударами, и моргнул только тогда, когда обугленное тело городского защитника упало на землю, а его голова покатилась к дверям дубильной мастерской.

Готрек плюнул на поверженного врага и ещё через пару минут закончил разбираться на улице со всеми, кто ещё не успел обуглиться и не потерял интереса к драке. Пока Готрек разбирался с нападавшими на него горожанами, сёстры Висласс продолжали осыпать его стрелами, некоторые из которых даже воткнулись в кожу на его груди. И только теперь он направился к дому двух вдов. Подойдя вплотную, он начал рубить парадную стену. Пламя с его секиры радостно перепрыгнуло на затрещавшую древесину фахверковой постройки и начало стремительно распространятся по всему дому. На улицу повалил дым.

Дуардин отошёл от вспыхнувшего как гигантский факел дома, ничуть не обгоревший. Нидер с трудом поднялся с земли. Он стоял перед Готреком, склонив голову так, как если бы перед ним был его бог или царь.

Говорить было так больно, как будто он жевал раскалённый уголь, но он заставил себя:

Церковь с колокольней на вершине холма была не самым большим строением в Скельтморре. Бремя этой чести нёс на себе трактир «Костяной дракон». Хотя может больше и не нёс. Ведь здание уже догорало.

Церковь, однако, была гораздо старее. Её воздвигли здесь последователи Зигмара в качестве братского подарка правоверным приверженцам лучшего друга и союзника Бога-Царя, ещё когда самого города не существовало на этих холмах. Колокол не звонил уже много поколений и, согласно поверью, не прозвонит, пока Нагаш не раскается перед своим отвергнутым братом, и тот не простит его. Холмики перевёрнутой земли стройными рядами усеивали поднимавшийся к воротам старой церкви склон, как будто тут в серую рассыпчатую землю по приказу Костяного Царя был отправлен целый полк Могильной Стражи.

Дуардин покачал головой, но ничего не стал говорить. Нидер вёл его по петляющей дорожке к церковному порогу. Колонны из грубо обтёсанного чёрного камня обрамляли вход в здание. Старые полустёртые руны покрывали побелевшую от времени древесину – зигмаритские заклинания, защищающие от череполиких богов.

Он протопал внутрь. Яркий свет от металла его секиры запустил когти теней во все уголки ветхой постройки. Пара небольших покрытых плесенью дверей, висевших на петлях словно гнилые зубы, вели в маленькие комнатки, которые, по-видимому, уже давным-давно никем не использовались. В конце короткого коридора виднелись витые лестницы, ведущие вверх на колокольню и вниз в подвал, где жрецы когда-то хранили пиво и общались с мёртвыми. Пыльные, заплесневелые тряпки, похожие на бывшие ризы, кучами валялись в дальнем конце коридора, рядом с выходом к лестницам.

– Я даже не буду пробовать ступать на тот пол, что над нами, несмотря на то, что ищу своей погибели ещё с тех пор, когда твой бог обманул смерть в первый раз. Так что доверься гному, мы идём вниз.

Нидер ничего не ответил, намеренно задержавшись сзади, когда Готрек направился вперёд.

Костяные Цари Нагаша требовали нескончаемой дани. Крови. Костей. Даже душ. Но другие части человеческого тела им были не нужны. Кожа. Волосы. Зубы. В общем, материалы, которые поколения Десятильников и людей, не терпевших пустых трат, научились пускать в дело.

Нидер улыбнулся через боль в челюсти, когда первая чучельная овчарка поднялась с пола и вонзила весь набор своих человеческих зубов в голень Готрека. Тот удивлённо взревел, пытаясь стряхнуть тварь с ноги, однако его усилия лишь вывели из оцепенения остаток стаи. Тварей оказалось девять. И каждая из этих пародий на зверей являла собой неповторимый набор из различных частей, сшитых воедино, и могла лишь в кошмарном сне напоминать тех хищников, от которых им досталось название.

Готреку удалось сорвать клацающую окровавленными челюстями тварь со своей ноги в тот момент, когда на него набросились остальные. Продолжая удерживать первую овчарку, он ударом топора разрубил кожаную грудь второй. Набитые потроха из человеческих волос вспыхнули как сухой хворост, а само чучело отлетело к ближайшей стене, где, клацая челюстями, до последнего пыталось подняться на лапы, пока не затихло полностью охваченное пламенем.

Шесть других тварей напрыгнули на дуардина.

Последняя, девятая, сделала круг. И направилась к Нидеру. Её голова, сшитая в виде вытянутой собачьей морды, оставалась пугающе человеческой. Глаза, один коричневый, другой голубой, смотрели на него широко и растерянно и влажно блестели, как глаза невинного младенца, который вот-вот расплачется.

– Нет, нет, – забормотал Нидер, пытаясь ясно говорить своим разбитым ртом. Он поднял руку, словно, показывая чучелу, что был не вооружён. Он обронил дубинку ещё в драке на улице и потом не подумал её поднимать.

– Я же его к вам привёл. Я не с ним, – последние его слова превратились в визг, так как чучельная овчарка прыгнула.

Он бросился в сторону, а тварь налетела на коридорную стену. Её жёсткая шкура сложилась вбок, продавив мягкие набивные потроха, когда она разворачивалась.

Нидер со всей силы ударил её кулаком в бок головы. Но та от удара лишь мотнулась, свернувшись до упора в сторону, и не получила при этом совсем никакого вреда. Повалив его на спину и клацая мёртвыми челюстями, овчарка пыталась добраться до его лица. Нидеру удалось просунуть под неё руку, схватить за горло и оттолкнуть тварь от себя, зажав её глотку, смердевшую так, что его едва не выворачивало наизнанку. Тварь навалилась на него всем своим весом и скрежетала зубами. Нидер бил её свободным кулаком по голове. Ощущение было, что он взбивал соломенный тюфяк.

Внезапно прижимавший его к полу вес пропал. Вместо этого Нидера обдало жаром и осыпало зловонным пеплом, вызвавшим у него сначала кашель, а затем рвоту.

Придя в себя, он отряхнулся и сел. Не веря своим глазам, Нидер оглядел коридор, восемь обугленных чучел валялись распотрошёнными по полу.

Девятая тварь тоже как раз сползла на пол с головой, превратившейся в плоскую лепёшку между кулаком дуардина и стеной. Готрек повернулся и бросил взгляд на овчарку с которой боролся Нидер до того, как он ему помог.

Нидер собирался сказать в ответ, что-нибудь язвительное, но боль в челюсти превращала все слова в горячечное бульканье, которое он сплёвывал вместе с кровью на свои ботинки.

Дуардин кивнул, словно соглашаясь с его мнением, и направился к лестнице. Нидер поднялся на ноги и пошёл за ним следом.

У основания лестницы оказался ещё один мертвец. Это был труп человека, валявшегося лицом вниз, одна половина его тела лежала на последних двух ступенях лестницы, другая – в проёме приоткрытой двери, располагавшейся перед лестницей.

Готрек переступил через мертвеца и прошёл внутрь. Нидер присел у тела. Это был его младший сообщник, Хамнил. Из его спины, точно между лопатками торчал метательный нож. Нидер взялся всей пятернёй за изящную рукоятку и одним движением выдернул его вместе с брызгами крови.

Оставив Хамнила, где он был, Нидер с ножом в руке вошёл в дверь. Он уже бывал в подготовительной комнате Десятильника прежде. И не один раз. Хотя раньше он старался проводить в ней как можно меньше времени и не мог, как теперь, нормально её осмотреть. Керамические урны, помеченные иероглифами мёртвого языка Костяных Царей, были расставлены вдоль стен достающими до потолка штабелями. Насколько он понимал, они были наполнены костями и филактериями умерших. Деревянные каркасы для просушки в лучах слабого шаишского солнца растянутой человеческой кожи висели перед крохотными окошками, правда теперь в древних рамах плясали языки пламени. В центре подвального помещения располагался стол. Изначальные служители церкви наверняка использовали находившийся под столом слив в каких-то своих гораздо более невинных целях.

На столе, скрестив ноги, сидела альвийская женщина, она посмотрела на вошедших Готрека и Нидера так, как будто они отвлекли её от очень важного дела по чистке своих ноготков от попавшей под них крови.

– А ты не спешил, Готрек.

– Ну, если ты уходишь гулять посреди ночи и ещё даёшь себя похитить…

– Кхаин, разревись! Готрек, сколько того крысиного яда ты ещё выпил, после моего ухода? Я не ушла гулять, – она покачала головой с наигранным огорчением. – Я пошла осмотреться и разобраться. С оценивающими взглядами. Со странными разговорами о нас, которые эти люди вели меж собой, когда думали, что ни один человек их не слышит. А вот этот пошёл за мной следом.

Альвийка кивнула на труп в дверном проёме. Она как будто только сейчас впервые заметила Нидера и, улыбнувшись, протянула ему руку.

Нидер повесил голову и безропотно отдал нож.

– Не помню ничего такого, – буркнул Готрек.

– Сладость моя, – сказала альвийка Нидеру. – Любой друг Готрека – и мой друг. – Она повернулась к дуардину и сердито добавила. – Почему-то я этому уже не удивляюсь.

– У тебя ещё остроты есть, под всем твоим вот этим вот? – обвёл её взглядом Готрек.

– В каждой даме должна быть какая-то загадка.

– Он помер, – пробормотал Нидер, оглядываясь на тело Хамнила.

– Да, – сказала альвийка. – Жалко. Но он сделал в жизни две больших ошибки. Во-первых, он попытался связать и одурманить Теневого Клинка Кхаина. А, во-вторых, ничего не стал рассказывать мне о Костяном Царе и его легионе, когда я попросила.

– Что ж, – произнёс Готрек. – На мой взгляд, мы сделали достаточно добра на эту неделю.

Альвийка пожала плечами, сидя с прямой спиной на разделочном столе, она с нарочитым удовольствием облизывала дочиста лезвие ножа, после чего убрала его в потайные ножны.

Альвийка рассмеялась чистым, хрустальным смехом, а затем повернулась к расставленным вдоль стен урнам.

– Что предлагаешь делать с этими?

– Можешь прочесть, что на них написано? – спросил Готрек.

– Мёртвые языки тёмного Шаиша не входили в образовательный куррикулум моего храма.

– Тогда я предлагаю…

И прежде, чем Нидер понял, что собирается сделать дуардин, Готрек расколол ближайшую урну, плашмя ударив по ней секирой. Кусочки костей и осколки глины рассыпались по полу, соскальзывая по небольшому наклону к сливу. Потом он расколол ещё одну. А потом ещё одну. Действуя с мрачной решимостью, пока весь пол не оказался усыпан битыми черепками.

Нидер смотрел на происходящее. Ничего не говорил. Ничего не делал. Он только прикидывал, сколько урн заполнят все те тела, оставшиеся в «Костяном драконе» и на улице рядом с ним. И скольких ещё надо будет найти, прежде чем Костяные Цари перейдут через Костные Холмы и пересекут Погребённое Море в поисках причитающейся им дани.

– Ещё один благодарный город спасён, – произнёс Готрек, отряхивая свои громадные ладони от праха и пыли исполненного злодеяния. Он обнажил свои тупые зубы, широко улыбнувшись Нидеру. – Как думаешь, в этом городе найдётся ещё местечко, где можно позавтракать?