КОСМИЧЕСКИЙ ДЕСАНТНИК
Ян Уотсон
Часть II КРЕСТОВЫЙ ПОХОД НА КАРКАСОН ГЛАВА XV
Глубоко под Апотекарионом крепости-монастыря находился Изолятор. Как и расположенные по соседству с ними темницы, где хирурги-следователи творили свое дело, комплекс Изолятора был сделан из адамантия. Более того, он имел физический заслон, сродни щитам, применяемым для корпусов межзвездных кораблей, состоящий из слоя сплава псайкория. Он предназначался для защиты от соблазнительных снов и безумных ночнцх кошмаров Варпа, от тварей, населявших зону, где скороспелая мысль могла вылиться в безобразную сущность. В случае острой необходимости весь Изолятор, включая отдельные камеры в нем, мог быть отделен от крепости-монастыря, выведен в космическое пространство и взорван. Кельи самых разнообразных размеров изнутри были покрыты черной резиной наподобие защитного слоя. В потолке каждой из них, напоминая злокачественные новообразования, торчали диагностические сенсоры. Сначала сюда, в три, объединенные между собой кельи, облаченные в доспехи Библиарии доставили трех братьев, помещенных в герметичные емкости для поддержания жизнедеятельности, для наблюдения и лечения. Выпущенные из контейнеров, они, тем не менее, оставались в своих непроницаемых кельях. Троицу подвергли процедуре изгнания злых духов и гипнозу, нашпиговали наркотиками. Из нескольких динамиков, вмонтированных в покрытый резиной потолок, постоянно раздавались песни из Кодекса Астартес, сплетая полифоническую паутину дополнительной защиты и напоминая о священном долге. Усыпленных братьев допрашивал капеллан, прикрепленный к Библиариуму. Даже их сновидения подверглись просвечиванию. В конце концов, Лекс, Бифф и Иеремия были объявлены очищенными. Чтобы отметить это, каждому из них повесили круглые печати на шею, запястья и щиколотки. Дело оставалось за последним. Нужно было определить, сколько и чего десантникам было разрешено сохранить в памяти об исходе их Каркасонского крестового похода… Ибо они стали свидетелями мерзости. Мерзость!.. С этими ужасами отлично умели справляться Библиарии Кулаков. Библиарий был отмечен — или проклят — особой чувствительностью психики. Он обладал определенной суммой знаний в том, что касалось демонов Варпа. Над оккультными текстами Библиарии корпели в секретной комнате Библиариума, куда посторонним вход был строго запрещен. Книги эти выносу не подлежали и хранились прикованные к полкам, даже на застежках этих фолиантов были нанесены запретительные руны. Такие исследования ни в коем случае не входили в сферу деятельности обычных боевых десантников. Любой из них смог бы дойти до помешательства, если бы оказался свидетелем проявлений злых сил Варп-пространства. Поэтому ничего необычного не было в процедуре стирания из памяти десантника последних событий, связанных с тяжелыми для нормальной психики переживаниями. Подобные душевные травмы могли даже повлечь за собой радикальное уничтожение памяти до состояния невинного младенчества. Все же Иеремия Веленс сыграл существенную роль в подписании смертного приговора Фульгору Саграмосо, воспользовавшись древним скватским топором. В решающий час был положен конец демоническому заклятию одной из невероятных Сил Хаоса, включая целый каскад возникших на этой основе других, менее глобальных проявлений искаженного мира. Библиаров в пещеру, где разворачивалось непотребное действо, как выяснилось, привели соответствующие психические всплески. Библиарии чувствовали запах Хаоса и, испытывая потребность уничтожить его, шли как собаки по следу. Все же, если бы топор не был брошен, может статься, что Библиары опоздали бы. Хохочущие чудовища могли вырваться наружу и разлететься по лабиринту тоннелей, распространяя среди высадившихся на планету десантников безумие и смерть. Естественно, оставшиеся в живых члены разведывательного отряда заслужили право помнить о своей победе. Вопрос: в какой степени? Но с другой стороны, разведчики позволили одурачить себя и заманить в ловушку, где с них сняли доспехи и собирались принести в жертву… Братьев испытующим взглядом осматривал мрачного вида Библиарий по имени Франц Гренцштейн с белесыми следами дуэльных шрамов на лице. Им недавно разрешили подкладывать под колени расшитые золотом подушечки. Рядом с ним стоял капеллан Гистлер, облаченный в ризу и стихарь культа Дорна, с вложенным в ножны мечом. Гладко выбритые щеки этого человека с печальными глазами украшала пунцовая татуировка в виде стилизованного солнечного диска, напоминавшая пылающий знак зодиака. В правый глаз его был вставлен монокль. — Как мы понимаем, — бесстрастным тоном говорил Гренцштейн, — Сила Хаоса, известная под именем Тзинч, вынашивает план, направленный на изменение истории. План этот настолько запутанный и обширный, что ни одному человеческому разуму этого не постигнуть… «Образы, — подумал Бифф. — Замысловатые образы». Прикованный к гранитной плите, он был близок к постижению какого-то образа… Все же одолеваемый приступами тошноты и круговертью превращений, он никак не мог удержать его… Библиарий продолжал: — Мы сомневаемся в том, что проклятый Фульгор Саграмосо понимал опасность одержимости, даже в преддверии конца. — Одержимости, сэр? — кротко переспросил Иеремия. — Да… одержимости. Выход демона внутри живого человека, чтобы тот действовал в качестве проводника его силы и, следовательно, являлся носителем стигмат Хаоса. Более того, мы сомневаемся и в том, что лорд Саграмосо осознавал, в какой степени его богохульство сделало его уязвимым для этой одержимости… — Его нечестивая жажда поклонения… — добавил капеллан. — На развалинах дворца Саграмосо мы не обнаружили следов Хаоса. Никаких идолов, за исключением его собственных изображений. Он подставил себя, сам того не заметив. Он поверил в то, что является чудесным божеством, и стал марионеткой в руках Тзинча. Гренцштейн пожал плечами. — Это не относится к сфере компетенции такого Братства, как наше. Мы должны знать о Хаосе. Все же наша цель не состоит в том, чтобы сражаться с Хаосом, если к этому не вынуждают нас обстоятельства. Об этом мы сообщили поисковой команде Инквизиторов, которые должны прибыть на Каркасон и Антро для проведения расследования, — Антро вскоре поставят на путь истинный! — пообещал капеллан. Он даже закашлялся, чтобы прочистить горло, потому что спасение мира было делом, затрагивающим эмоции человека. Иеремия посмотрел на Библиария: — Сэр, а не могло ли наличие такого количества псайкория вокруг Саграмосо сыграть роль концентрирующей линзы?.. Ответ на этот вопрос дал Гайстлер: — Возможно! Хотя это механистическое объяснение. Но Вселенная совсем не похожа на машину, Веленс. Но с некоторой натяжкой можно допустить, что это машина, кишащая жизнями, выступающая из болота мятущегося духа… Прими такое объяснение падения Саграмосо, если оно поможет сохранить тебе разум. Поклоняйся Императору и Дорну, чтобы вычеркнуть из памяти те воспоминания. Очисти внутренний взор от фантомных паразитов! Бифф, пытаясь вспомнить образ, который не давал ему покоя, начал рисовать в воздухе какие-то знаки. Это было заклинание, с помощью которого можно было бы отогнать страхи. Невидимые и неощутимые до поры до времени, они незримо присутствовали в воздухе, которым он дышал. Капеллан удивленно повел бровью. — Ты что, рисуешь crux dentatus inversus… Зазубренный перевернутый крест. Думаешь, этот знак силы помог бы изгнать агента Тзинча, нарисуй ты его вовремя, когда ты сам не являешься психическим адептом? Увы, нет… Хорошим ответом Тзинчу было лезвие топора. Только таким может быть последний ответ противнику Звездного Воина. Оружие, примененное с умом и расчетом. Зазубренный силовой меч и болтер. Конечно, это была его, Биффа, идея запустить топор, который разнес грудную клетку сцену амфитеатра в полном вооружении и доспехах! Но, с другой стороны, каким образом сумели бы они отыскать то место, если бы не попались на удочку и сами не влезли в капкан? Их чудесное спасение и победа над ересью, к большому сожалению, и в самом деле зависели от проклятых «если бы да кабы», которым не было числа. — Вы чисты, вы ясны, — заключил капеллан Гайстлер. — Денно и нощно молитесь о том, чтобы никогда больше не оказаться в одной компании с нечестивой силой. Все же вы вели себя должным образом. Мы позволим вам помнить о том, как богохульник, восставший против Него-на-Земле, закончил свой путь. Да, Веленс? Что ты так вопросительно смотришь на меня? — Тот старый гном, приказавший охраннику освободить одного из нас от оков… — На самом деле он, должно быть, все понял, но слишком поздно. — Капеллан нахмурился. — Он умер прощенным, в какой-то степени. Несомненно, очищая Антро, Инквизиторы будут иметь этот факт в виду. Библиарий подался вперед: — Тебя волнует… насколько справедливое отношение ждет его? Иеремия кивнул. «Чертов дурак, этот Иеремия, — подумал Лекс, — нес» еще мучится от того, что не проявил должной активности в своем освобождении! Гораздо лучше было бы, если бы он освободился без посторонней помощи. Или, если бы Лекс… Гренцштейн сложил вместе сжатые кулаки. — Чувство благодарности к тому, кто создал благоприятное стечение обстоятельств, — это одно, а… навязчивое сострадание к автору этих обстоятельств — это другое, Веленс, — сказал он. — Истинная справедливость заключается в воле Императора. — Вы будете помнить об этом, — пообещал Гайстлер, — но вы не получите никаких наград то, как Саграмосо исчез из пространства должно остаться для всех страшной тайной, не подлежащей огласке ни при каких обстоятельствах. Ничего, кроме того, что вас спасли Библиарии, вы не должны рассказывать вашим Братьям. И вы поклянетесь в этом, прежде чем покинете пределы Изолятора. В келью, выстланвернутую в черный шелк. Обращался с ней он с большой осторожностью. Возможно, под черным шелком прятался очередной психотеологический аппарат для завершающего этапа выявления следов одержимости. Нет… Ибо Гайстлер снял чернильную ткань, и всеобщему взору предстал герметичный ящик с увеличительными стеклами вместо стенок, в каких обычно хранятся живые органы и ткани. — Если вы когда-нибудь нарушите данную клятву, вас живьем будут окунать в кислоту, чтобы облезла кожа и мясо и остались одни кости, только делаться это будет очень медленно. Потом каждую из ваших косточек покроют проклятиями и ваши скелеты выбросят в открытый космос, где они будут плавать миллионы, а может и больше лет, пока, к своему страху и ужасу, их не обнаружит какой-нибудь инопланетный корабль. Тогда, может быть, инопланетяне, подберут их и вывесят у себя в храме как безделушки для отпугивания злых сил. Внутри ящика хранилась… правая кисть Дорна, кости пясти и запястья и фаланги, сплошь исписанные геральдическими знаками. Настоящая рука Дорна, принесенная из Реклюзия… Только теперь Лекс понял, как близки они были к гибели, с тех пор как переступили порог Изолятора. В случае запятнанности злыми силами их ждала почетная эвтаназия. Но существовало еще два варианта возможностей: вернуться к исполнению своих обязанностей в полном беспамятстве, что, вероятно, повлекло бы за собой переучивание… или вернуться как есть, самими собой. Последнее могло произойти только после принесения торжественной клятвы. Гайстлер поднял прозрачный ящик, крепко прижимая его к себе. Тем временем к нему по очереди подошли три брата, приложив к его поверхности ладонь правой руки, всего в нескольких дюймах от священных костей Рогала Дорна. Каждый повторил вслед за капелланом: Per ossibus Dotni silencium atque taciturnitatem fide-liter promitto… Только после этого выпустили их из Изолятора… и они прошли мимо камеры хирургического допроса, где себе под нос нес всякую несуразицу Живой Предок… Крепость-монастырь, как и прежде, год за Годом неслась по бескрайним просторам неизмеримого пространства пустоты и бесконечной ночи, только звезды слегка меняли свое положение по отношению к ней. Тем временем в большой общине жизнь шла своим чередом по давно заведенному распорядку. Любая деятельность там сопровождалась ритуалом, подобно тому, как в узор простого гобелена вплетается золоченая нить. Освоение оружия и учебная практика. Болевые машины. Пиршества. Дуэли чести. Экспедиционные вылазки рот и взводов. Иеремия стал первым из трех братьев, кто принял участие в дуэли в зале Кружек, обутый в неподвижные сапоги. Он сражался в защиту чести Лекса, к большому смущению последнего. В ходе состязания ему рассекли подбородок. После этого у Иеремии появилась привычка выдвигать вперед подбородок, чтобы демонстрировать почетный шрам как доказательство его преданности Брату… Бифф, к его собственному удивлению, первым из трех братьев испытал потребность заняться ручным творчеством. Прежде, на протяжении многих лет, его часто можно было увидеть в келье, занятого то одной поделкой, то другой. То он трудился над древним кинжалом, полируя его шершавым куском засохшей кожи ящерицы, то наводил последние штрихи на фаланговую кость, придавая ей блеск с помощью глянцевального круга из непрошитого муслина, то обрабатывал костные поры, заливая их расплавленным парафином. Гораздо приятнее было ему ощущать в своей ладони прикосновение древнего лезвия, чем мудреный силиконовый карбид инструмента для нанесения гравировки. Искусство вызывало в Биффе давно забытые чувства. Наведение на изделие окончательного глянца пробуждало ассоциацию с собственной персоной, зрелое совершенство которой было достигнуто за счет кропотливой работы над его костями, мышцами и мозгом. Его плоть была подобна мрамору с прожилками из молока и вина, сравнимая с ним же по крепости. Могучий тонкий интеллект и чувства балансировали на крепком мозговом хребте… Первая миниатюра, созданная Биффом на кости пальца, изображала Библиария в костюме Терминатора, пробивавшего себе путь среди карликовых воинов. Миниатюра заслужила право быть выставленной на серебряном подносе в нише для реликвий в Коридоре Неустрашимой Храбрости. Лександро коварно наметил, что сцена, изображенная Биффом, «слишком близко располагалась к краю». Трое братьев в составе Первой Роты летали на искусственное тело, напоминавшее видом корпус корабля огромных размеров. По сообщению капитана одного грузового судна, объект дрейфовал в космосе, приближаясь к процветающей звездной системе. Там они уничтожили логово генокрадов, опасаясь, как бы эти загадочные и дикие инопланетные племена не высадились на планетах той звезды и не расплодились там, смешавшись с местным населением… Трое братьев принимали участие в ликвидации пиратов человеческого происхождения и зелонокожих ксеносов… Они помогли восстановить власть свергнутого правителя, Вендрикса, подобно тому, как когда-то помогли свергнуть лорда Карка… Тем временем Астропаты осуществляли божественный контакт с Террой, которую космическим десантникам не суждено было когда-либо увидеть, даже если бы они смогли прожить более четырех сотен лет. Терра! Колыбель человечества не желала расставаться с тяжким бременем контроля над миллионами разбросанных миров, каким бы призрачным он ни представлялся. Некоторые из особенно удаленных планет удостаивались внимания метрополии раз в десять, а то и сто лет. Бывало, что целые гроздья звезд светили незамеченным и на протяжении жизни целого поколения. Но это касалось только тех солнц, на планетах которых проживали представители человечества. Миллионы других звездных миров были на карте всего лишь координатами, точности которых никто не мог гарантировать. Прошло десять лет. Что значат десять лет для Империума или галактики? Миг, один только миг. Для Лекса, Иеремии и Биффа он ознаменовался кусочком стального стержня, ввинченного в лобную кость… так скромно… так незаметно… все же стальной стержень отмерял время, равное пяти с четвертью миллиона минут, проведенных в пределах интерната. Минуты очищения, молитвы и боли, минуты преданной веры и минуты смертельных схваток. Некромунда? Их далекий дом детства? Разве? Вся галактика представляла собой царство живущей смерти. Только через смерть мог выжить Империум, а вместе с ним и человечество, а они были ангелами смерти… |
